Что же дальше, маленький человек?

Пространство небольшой сцены театра Эстрады максимально обнажено, и от этого тьма кажется чернее, а пустота — всепоглощающей. Как на дне колодца. Как в бездонной яме, в которую можно угодить, если…
В глубине сцены ряд неподвижных фигур в бело-черных кимоно. Это — массовка, «сумасшедшие» жители ямы, и они же декорации спектакля: на фоне их тупо безразличных или тупо оживленных лиц будет происходить действие. А большие листы желто-коричневого картона в их руках будут обступать Человека, притворяясь сыпучими песчаными стенами ямы, расступаться, создавая видимость простора и свободы, выстраиваться в сложные лабиринты-ловушки.
На авансцене две фигуры в элегантных черных европейских костюмах — Хор. На выбеленных лицах Хора сосредоточенное выражение, ритмично и безэмоционально, стилизуя речь под японскую национальную исполнительскую манеру, они предуведомляют появление Человека. Но если вслушаться в их монотонные голоса, то обнаружишь иронию: гордо и значительно звучит в устах Хора слово Че-ло-век, и вот он появляется — высокая, худая, длинноногая фигура в широких шортах, гольфах, очках, с детским сачком и добродушно-глупым выражением лица. Че-ло-век!
С этого момента ирония Хора становится очевидной, частенько она перерастает в откровенный стеб. А все происходящее кажется довольно жестоким экспериментом, который проводят бесполые существа в черном. Хор — главное действующее лицо спектакля, точнее, это два лица — очаровательных (потому что очаровательны лица молодых актрис Ю. Молчановой и М. Семеновой) и отталкивающих (потому что страшны белые лица — маски с черными бровями и губами). Хор ставит беспощадный опыт: фальшивой бабочкой заманивает Человека в яму и там изучает его, то провоцируя, то обольщая надеждой, то лишая ее. И все это делается легко, азартно, играючи. Они мгновенно переключаются, то становясь лихими папарацци и выкрикивая заголовки сенсационных статей; то чопорными, обрюзгшими судьями, семеня в картонных коробках-трибунах и грозя крючковатыми пальцами; то страстными вакханками; то нечистой силой, «водящей» Человека; и под конец — прекрасными белыми птицами, реющими над ямой. Энергия, фантазия и юмор молодых актрис кажутся неистощимыми. И где-то на обочине спектакля существуют герои романа К. Абэ — Мужчина и Женщина. Точнее сказать, в спектакле «Женщина в песках» – женщины нет вовсе. Во-первых, потому что ее играет мужчина (А. Романюк), а во-вторых, потому что он играет не женщину, а бесполое существо. Персонаж внешне стилизован под японку: белое лицо, алые губы, черный парик, кимоно из желто-коричневой оберточной бумаги. Вроде бы женщина, но какая-то… картонная. Ее странного тембра голос звучит приглушенно и вяло, она едва разжимает рот, лицо неподвижно, редкие жесты — механистичны. Женщина кажется плоским одномерным изображением, она не объемнее того силуэта, который Хор мелом чертит на картоне.
Мужчина же (Д. Кокин) очень напоминает героя известной комедии — Шурика. Незадачливый оптимист, добродушный энтузиаст с детским, всегда доброжелательным выражением лица. И это выражение ни разу за спектакль не сойдет с его лица, даже тень переживания или рефлексии не промелькнет на нем — Мужчина тоже персонаж статичный, к концу спектакля он изменится только внешне: вместо европейского наряда женщина облачит его в желто-коричневое бумажное кимоно. Никакое взаимопонимание между Женщиной и Мужчиной в спектакле Льва Стукалова невозможно: их разделяют пол, принадлежность к разным цивилизациям и то, что в спектакле они существуют по разным законам, то есть в разных жанрах: он может сколько угодно комично стенать, обращаться к ней, убеждать, умолять, запугивать, ответом ему всегда будет только тупой невыразительный взгляд маски. Все любовные сцены озвучивает и обыгрывает Хор, а лирическая тема — это