Медея. Новая античность
Анна Кислова Экран и сцена, 2006, ноябрь №21 - 22
23 ноября закончились гастроли Санкт-Петербургского «Нашего театра» под руководством режиссера Льва Стукалова.
На сцене Центра имени Вс. Мейерхольда были показаны «Женщина в песках» Кобо Абэ, «Игрокъ» Ф.М. Достоевского, «Моя старшая сестра» А.М. Володина.
Возможно, самым неожиданным оказалось прочтение «Медеи» Ануя, пьесы давно отсутствующей в репертуаре наших театров.
Об этом спектакле мы расскажем подробнее.
Спектакль Льва Стукалова по пьесе Жана Ануя «Медея» называется «Я – Медея!», потому что это признание и диагноз одновременно.
«Медея» – это как будто клеймо, мета. Как говорят «я – Медея», так говорят «я убил».
Так признаются в страшном пороке. Так перед газовой камерой говорят «я – еврей».
Так оказываются шестым или десятым при расстреле.
Но «Медея» это не только клеймо трагической вины, печать Рока. Это еще и личный выбор.
Быть Медеей по Аную – это быть свободной, быть собой, быть сверхчеловеком среди людей. Абсолютом среди компромисса. Медея (Елена Мартыненко) в спектакле Льва Стукалова стирает белье и говорит с грузинским акцентом. Она в пиджаке и мужских сапогах, в цветастой затертой юбке.
Среди веревок с развешанным бельем.
Она напоминает тех, кому предоставляются пустые пансионаты и покинутые пионерские лагеря для житья в классах.
Все в одной комнате, поделенной перегородкой, с уборной в коридоре. Она прекрасна и ужасна со своим гортанным выговором и свободными движениями.
Она напряжена. В чужой стране под чужим небом, готовая в любую минуту с содроганием услышать «эти черные» или «понаехали», причем иногда из таких неожиданных, «милых» уст.
Услышать и броситься в ярости навстречу, острая, как нож.
Она преступница, экстремистка. Напором и акцентом она как будто создает безвоздушное пространство, сияющий коридор пустоты, по которому мчится от начала к концу, до момента взрыва.
Мы уже застаем финал, расплату. За собачьим пустырем с чернотой и бельевыми веревками – Коринф, дворец, где сидит царь.
Царь в исполнении Даниила Кокина, так сказать, представитель «консервативного» зла.
Он въезжает на пустырь в кресле, облаченный в античный наряд (не новая ли «античность» наступила?) со своими вполне современными охранниками.
Креон ласков и корректен, как профессиональный следователь.
Его чиновники, сидящие во дворце, наверное, похожи на Язона.
Их лиц не запомнить. Они решают судьбы и судьбу Медеи.
Язон (Сергей Романюк) смешон и мелок рядом с нею.
Он хочет стать человеком, совершив обычную, вполне «человеческую» подлость, бросив Медею, таким образом приобщившись миру «правых» и «хороших».
Но как он проигрывает на фоне Медеи! Когда он вспоминает о былых «схватках боевых», кажется, что речь о ком-то другом.
Теперь же он не способен ни к «страшному», ни к «прекрасному»…
Никакое трагическое сознание не совместимо с жизнью. Актриса играет особое мироощущение, мир химер, «гигантомахию», человека «новой античности» с его новым (старым) пониманием порядка вещей…
Елена Мартыненко достигает трагических высот. Ее Медея не смешна, не отвратительна, а прекрасна
Спектакль философичен (и как ни странно спокойно-философичен внутри – и таков стиль мышления режиссера). Но еще более – социален. Режиссер анализирует свое время, чьи дети – мы все, с его суетой, трагическими заблуждениями и новыми формами ненависти. Но при всей страстности это капля воды, пролитая в пылающий костер, это взвешенное слово художника.
СПОКОЙНОЕ предупреждение среди беснования и стадности.